Выбор администрацией Д. Трампа ближневосточного региона в качестве первого крупного зарубежного визита американского президента, который состоялся в период с 19 по 23 мая 2017 г., свидетельствует о намерении Вашингтона вернуть отчасти утраченные при Б. Обаме позиции США на Ближнем Востоке и принять более активное участие в делах региона. Поднимаемые Д. Трампом темы во время предусмотренных протоколом встреч и выступлений и последовавшая после ближневосточного тура американского лидера встреча с Папой римским Франциском также продемонстрировали, что в качестве преимущественных внешнеполитических задач на Ближнем Востоке администрация Трампа выбрала борьбу с международным терроризмом и урегулирование арабо-израильского конфликта[1].
Еще одним отчетливым признаком формирующегося внешнеполитического курса Вашингтона стало отмеченная многими его архаичность и контрпродуктивность. Вместо поиска новых подходов и акцента на актуальных проблемах региона, администрация Трампа решила использовать не оправдавшую себя ранее стратегию «двойного сдерживания». Обозначенная политическая концепция была сформулирована еще при президенте Б. Клинтоне и предусматривала в ближневосточной политике Вашингтона делать ставку на изоляцию его основных региональных противников, Ирака и Ирана, добиваясь тем самым смены ими их внешнеполитического курса. Поскольку Ирак после интервенции 2003 г. оказался выведен из крупной геополитической игры на Ближнем Востоке, единственным адресатом подобной политической линии остался Иран. И судя по выступлению президента Трампа в Эр-Рияде 21 мая 2017 г., США всерьез намерены вернуться к конфронтационной модели отношений.
Фактически, американский президент представил Тегеран основным дестабилизирующим фактором на Ближнем Востоке и главным спонсором международного терроризма. Он обвинил ИРИ во вмешательстве во внутренние дела стран региона, в частности Ливана, Йемена и Ирака, а также отметил, что иранские фонды и финансовые институты являются крупнейшими спонсорами большинства террористических группировок и движений. Кроме того, по словам американского президента, иранское правительство не только создает напряжение в регионе, но и «держит в заложниках» собственное население, ограничивая его естественные права и свободы, поэтому, отметил он, единственно верным решением для стран Ближнего Востока должна стать изоляция Ирана с целью спровоцировать политические перемены внутри страны и тем самым вынудить Тегеран изменить свою внешнюю политику[2].
Еще одним важным заявлением Д. Трампа в контексте ирано-американских отношений стало объявление сделки о продаже Саудовской Аравии оружия на сумму 110 млрд. долларов. Саудовская Аравия является давним региональным соперником Ирана, отношения с которым у него складываются весьма непростые. Хотя позднее появились сообщения о том, что никакого соглашения между Вашингтоном и Эр-Риядом не было заключено[3], даже сама постановка данного вопроса свидетельствует о заинтересованности американского президента в подобных отношениях и является серьезным вызовом безопасности Ирана, требующим принятия адекватных ответных мер.
Жесткая антииранская риторика американского президента незамедлительно привела к серьезным последствиям. Вместо того, чтобы своими заявлениями укрепить единство союзников Соединенных Штатов, Д. Трамп спровоцировал долго назревавший конфликт стран Персидского залива с Катаром, который последовательно последнее десятилетие проводил независимую и активную внешнюю политику в регионе. Несмотря на религиозные различия, Доха очень высоко ценит конструктивные отношения с Тегераном. Во-первых, в совместном ирано-катарском владении находится крупнейшее в мире газовое месторождение, Северное/Южный Парс, на котором Катар добывает большую часть своего основного экспортного товара – природного газа. Во-вторых, Иран контролирует Ормузский пролив – единственный выход из Персидского залива, – через который Катар осуществляет экспорт сжиженного газа. В случае усиления международного давления Иран вполне может начать военную блокаду пролива, чем он угрожал еще в 2012 г. в период наиболее острой конфронтации с международным сообществом из-за вопроса о ядерной программе[4].
Если отстраниться от противоречий между странами Персидского залива и взглянуть на более широкий региональный контекст, то совершенно точно можно констатировать, что резкая конфронтационная линия США по отношению к Ирану ведет к более глубокой религиозной конфронтации на Ближнем Востоке между шиитской и суннитской ветвями ислама. Иран, как «шиитская сверхдержава», не только тесно связан с Катаром, но и обладает существенным влиянием в странах с крупными шиитскими общинами – в Ираке, Бахрейне, Ливане и, наконец, Сирии. Новая попытка международной изоляции Ирана приведет не к отступлению, а к мобилизации и активизации политики в чувствительных для США проблемах – в Ираке, Сирии и зоне арабо-израильского конфликта. Не случайно буквально на следующей неделе после тура президента Трампа по Ближнему Востоку, в ближневосточной прессе начали обсуждать перспективы возобновления финансовых отношений между Ираном и его партнерами в регионе, в частности, палестинским исламистским движением ХАМАС[5].
Говоря об ирано-американских отношениях в контексте проблематики современного Ближнего Востока, также нельзя не отметить то, насколько предлагаемая США модель для региона расходится с реальными интересами и задачами основных участников регионального политического процесса. На данный момент центральной проблемой Ближнего Востока является не арабо-израильский конфликт, об урегулировании которого говорил американский президент, а сирийский кризис, в котором сконцентрировались наиболее существенные проблемы региона – международный терроризм, религиозный экстремизм, политическое противостояние шиитов и суннитов и даже в некоторой степени арабо-израильские противоречия. Иран в свою очередь является важным участником данного конфликта, оказывая в своей зоне ответственности стабилизирующее воздействие, поэтому давление на него со стороны США в сложившейся ситуации лишь усугубит и обострит все обозначенные проблемы.
Предлагаемая США модель отношений для Ближнего Востока, центральным элементом которой должна стать конфронтация с Ираном, выглядит особенно неуместно в контексте изменений, которые произошли за последние годы внутри Исламской Республики. Победа в 2013 г. умеренного кандидата Х. Рухани на президентских выборах в Иране стала важным сигналом мировому сообществу о готовности начать процесс мирного урегулирования ядерной проблемы. Данный сигнал был услышан администрацией Б. Обамы, и после двух лет плодотворной дипломатической работы привел к заключению в 2015 г. Совместного всеобъемлющего плана действий, по которому в обмен на ограничения в сфере ядерных разработок режим санкций против Ирана должен постепенно ослабляться.
Ядерное соглашение 2015 г. было воспринято с большим энтузиазмом как европейцами, для которых Иран исторически является важным экономическим и, что более актуально в современном контексте, энергетическим партнером, так и Тегераном, который последовательно придерживается своих обязательств. Соглашение с шестеркой посредников оказало существенное влияние на внешнеполитическую стратегию Ирана. В концепции регионального лидерства вместо военно-политических рычагов приоритет был отдан экономическим, и подобная тактика имела успех. Иран укрепил свои региональные позиции и в его экономике начался подъем.
На президентских выборах 23 мая 2017 г. Рухани одержал уверенную победу. При явке в 70% действующий президент набрал 57% голосов (23,5 млн. избирателей), увеличив свой прошлый результат на 7%[6]. Избирательная процедура в Иране находится под жестким контролем со стороны религиозных органов государственной власти, в частности Совета по наблюдению за исполнением конституции, поэтому тот факт, что Рухани оказался в числе кандидатов означает, что его курс устраивает верховное руководство страны, включая Рахбара А. Хаменеи. С другой стороны, после отбора кандидатов в Иране начинают работать свободные демократические институты, и победа того или иного кандидата уже зависит от волеизъявления народа. Таким образом, учитывая специфику иранской политической системы, где, несмотря на религиозную природу власти, весьма эффективно действуют демократические институты, можно констатировать, что победа Рухани отражает настроения как правящей элиты, так и большинства населения страны. Следовательно, курс на восстановление отношений с международными партнерами и приоритет экономики во внешней политике над идеологией является осознанным выбором Ирана, по крайней мере, на следующие четыре года[7].
В этой связи попытка Д. Трампа подменить современную повестку дня и вернуться в прошлый формат отношений выглядит весьма нелепо и при этом опасно. Если обратиться к истории, то кризис вокруг ядерной программы Ирана начинался в свое время аналогичным образом. После конституционной реформы 1989 г. иранская правящая элита приняла курс на реабилитацию международного имиджа Ирана и преодоления санкционного режима. Тегеран отказался от вызывавшей большие опасения у международного сообщества концепции экспорта исламской революции и отдал приоритет развитию экономических отношений с международным сообществом. Избранный в 1997 г. президентом кандидат из лагеря реформаторов, М. Хатами, предложил либеральную внешнеполитическую концепцию «диалога цивилизаций», которая должна была, по его замыслу, помочь преодолеть барьеры в диалоге с США и странами Европы и наладить отношения Ирана с западными странами.
Однако США отказались принять иранское предложение восстановить здоровые дипломатические отношения, усилили политику односторонних санкций против Ирана и принуждали своих европейских партнеров присоединиться к ней, хотя страны Европы в целом были готовы к возобновлению конструктивного диалога с ИРИ. Наиболее существенный ущерб нанесли президентские указы №12957 и 12959, а также закон о санкциях против Ирана и Ливии 1996 г., сильно ограничившие возможности Тегерана участвовать в крупных международных энергетических проектах. Например, из-за них был сорван контракт между французской нефтяной компанией Total и Национальной иранской нефтяной компанией о разработке месторождений в Персидском заливе. Также из-за действия санкций иранские компании фактически были не допущены к участию в эксплуатации месторождений Каспийского моря.
Новое окно возможностей для реабилитации ирано-американских отношений появилось после терактов 11 сентября 2001 г. Тогда Иран осудил действия террористов и предложил США помощь для ликвидации талибов в Афганистане. Однако США и на этот раз не приняли иранской помощи и, напротив, в 2002 г. причислили его вместе с Ираком и Афганистаном к странам «оси зла». После начала американских военных операция в Ираке и Афганистане стали обсуждаться перспективы аналогичной акции против ИРИ, и только после этого в иранской внутренней и внешней политике начался резкий разворот. В 2004-2005 гг. законодательная и исполнительная власть в стране перешла в руки ультраконсерваторов, которые ужесточили внешнюю политику Тегерана и в качестве основного дипломатического инструмента избрали ядерный шантаж.
Учитывая то, насколько последовательно и упорно иранская дипломатия отстаивает национальные интересы страны, не может быть никаких сомнений в том, что попытка США пересмотреть ядерное соглашение с Ираном и вернуть Тегеран под санкционное давление приведет к результату подобному тому, что наблюдалось в ирано-американских отношениях в период президентства М. Ахмадинежада. Правда на этот раз резонанс будет гораздо шире, доказательством чему послужило резкое обострение отношений стран Персидского залива. Перспективы же появления нового окна возможностей для стабилизации ирано-американских отношений станут очень далекими и эфемерными.
Но пока что даже, несмотря на заявления американского президента, конфронтационный сценарий развития ирано-американских отношений не предопределен. Во-первых, большинство среди правящей элиты и населения Ирана на данный момент однозначно поддерживает курс президента Рухани, направленный на сохранение и развитие позитивных отношений с мировым сообщество. Официальный МИД Ирана отнесся к заявлениям президента спокойно, с легкой долей иронии, назвав его выступление в Эр-Рияде «театральным представлением, без какого бы то ни было практического или политического значения»[8]. Во-вторых, ведущие европейские страны негативно оценили заявления Трампа и высказали поддержку в адрес Ирана и его президента[9]. Более того, часть европейских политиков трактует разногласия с США по ближневосточному вопросу как дополнительный сигнал того, что Европе необходимо еще сильнее отмежеваться от Вашингтона[10]. Наконец, в-третьих, для самих США ядерное соглашение 2013-2015 гг. является серьезным и очень ответственным политическим решением, которое влияет на многомиллиардный бизнес, заинтересованный в работе на иранских рынках. В частности, из-за агрессивной риторики Трампа под угрозой сказалось крупное соглашение о поставках в Иран гражданских самолетов компанией Боинг. В этой связи резкая перемена курса по отношению к ИРИ может крайне негативно отразиться и на внутриполитической ситуации США, усугубив конфликт, нарастающий между сторонниками и противниками президента Трампа[11].
Таким образом, у ирано-американских отношений есть два основных пути развития: обращенный в прошлое, конфронтационный, который вероятнее всего углубит противоречия между странами Ближнего Востока и обострит конфликты, в особенности сирийский, и мирный путь дальнейшего постепенного восстановления отношений и поиска новых точек соприкосновения по вопросам, представляющим взаимный интерес. Выбор будет зависеть от тактики, которую администрация Трампа изберет для Ближнего Востока в целом, и не стоит исключать того, что региональный мир и стабильность не станут ее приоритетом. Кроме того, немаловажным фактором ирано-американского диалога будет динамика внутриполитической ситуации в США, которая постепенно становится все более острой и непредсказуемой.
Иван Сидоров, кандидат исторических наук
[1] Stanage N. The Memo: Against the odds, Trump renews push on Middle East peace // The Hill. 20.06.2017 URL: http://thehill.com/homenews/administration/338505-the-memo-against-the-odds-trump-renews-push-on-middle-east-peace
[2] Transcript of Trump’s speech in Saudi Arabia // CNN Politics. 21.05.2017 URL: http://edition.cnn.com/2017/05/21/politics/trump-saudi-speech-transcript/index.html
[3] Riedel B. The $110 billion arms deal to Saudi Arabia is fake news // Brookings. 05.06.2017 URL: https://www.brookings.edu/blog/markaz/2017/06/05/the-110-billion-arms-deal-to-saudi-arabia-is-fake-news/
[4] Handjani A. Inside Trump’s Middle East mess // Reuters. 15.06.2017. URL: http://www.reuters.com/article/us-handjani-qatar-commentary-idUSKBN19521S
[5] Khoury J. Iran to Resume Financial Support to Hamas, Report Says // Haaretz. 30.05.2017 URL: http://www.haaretz.com/middle-east-news/palestinians/1.792775
[6] Иран выбрал Хасана Рухани // Вестник Кавказа. 20.05.2017 URL: http://vestikavkaza.ru/news/Iran-vybral-KHasana-Rukhani.html
[7] Kushki A. Iran readiest to engage with world: reelected Rouhani // Tehran Times. 20.05.2017 URL: http://www.tehrantimes.com/news/413606/Iran-readiest-to-engage-with-world-reelected-Rouhani
[8] Clarke H. Iran calls Trump’s Saudi visit «theatrical» // CNN. 22.05.2017 URL: http://edition.cnn.com/2017/05/22/politics/iran-us-iranophobia-trump/index.html
[9] West should heed Iran’s security concerns: UK envoy // Tehran Times. 20.05.2017. URL: http://www.tehrantimes.com/news/413843/West-should-heed-Iran-s-security-concerns-UK-envoy
[10] Adebahr C. Why Iran represents an opportunity for Europe // International Politics and Society. 29.05.2017 URL: http://www.ips-journal.eu/opinion/article/show/why-iran-represents-an-opportunity-for-europe-2068/
[11] Pillar P. Costs of the Clenched Fist // The National Interest. 24.05.2017 URL: http://nationalinterest.org/blog/paul-pillar/costs-the-clenched-fist-20824?page=2
